Кичерская история
Бросок через Даван.
Георгий Яненко, начальник только что образованного Минтрансстроевского строительно-монтажного поезда номер 608, ходил взад вперёд по своему начальственному кабинету, изредка присаживаясь, чтобы внести в большой лежащий в центре стола ежедневник новую запись. Вся начавшаяся неделя была расписана до последней клеточки. Писать приходилось убористым почерком. Отрываясь от ежедневника, он посматривал сквозь окно на недалёкий кедр, который качался под ветром всего в двух метрах от вагончика, Это было ещё молодое деревце. Его, как и другие деревья хотели снести, чтобы удобнее было установить автокран. Но он настоял на том, чтобы монтаж произвели, используя уже проложенные для улиц поселка строителей просеки. Остальные объекты – жилые дома, вагончики, хозяйственные постройки – всё будут врезать в окружающий лес. Буквально, как художник кусочки разноцветного шпона в предназначенные для них места в инкрустации – форма и цвет материала должны вписываться в задуманную картину. Этот посёлок они построят, учитывая уроки первых посёлков БАМа. Вот Звёздный… Он довольно часто мелькает на экранах телевидения. Пишущие журналисты тоже вдохновляются при виде террас с построенными на них домиками. При дневном свете их сравнивают с корешками библиотечных книг, ночью светящиеся окна представляют целыми созвездиями… Всё это красиво и поэтично. Но неудобно и дорого с точки зрения хозяйственника. Как людям «прыгать» по этим полкам?! А машинам подниматься по склонам сопки в гололёд, после снегопада? Без специальной обработки шлаком тут с места не сдвинешься. И жить среди тайги на оголённом от всякой растительности пяточке трудно. Нет, они свой посёлок буквально врежут в таёжное пространство. А если и придётся какую ель или сосну спилить, то их стволы станут стенами, стропилами, обшивкой домов, которые вырастут на месте спиленных деревьев…
До прибытия отряда ХVIII съезда комсомола остается чуть больше недели, на история Кичеры уже пишется. В общежитиях заканчивается внутренняя отделка, в столовую завозят оборудование – печи, холодильники, посуду… Начато строительство школы, в сентябре (впереди целое лето!) должен прозвенеть первый звонок!… Как здорово, без раскачки, вписались в коллектив парни из бригады Бондаря! Сам бригадир улетел в Москву, на своеобразный отчет предыдущего комсомольского отряда перед ХVIII съездом комсомола. Но бригада и без него работают слажено и дружно – это ли не признак зрелости коллектива?! Как минимум – трое могут взять бразды правления в любой момент. Сейчас бригадой руководит тот самый рыжий парень, который приезжал к нему, когда контора находилась ещё в Северобайкальске. Его фамилия – Рапопорт. В день прибытия поставили бригадную палатку и буквально растворились в объектах посёлка, не гнушаясь черновой работы. Сегодня одно звено выгружает оборудование для столовой. Другие – достраивают септик, монтируют щиты для производственного помещения первого прорабского участка. Толковые, понимающие ребята! Но основная нагрузка на бригаду ляжет после прибытия отряда. Вновь прибывшим не надо объяснять, чему научились бойцы предыдущего комсомольского отряда. Вот он, наглядный пример – перед глазами! Гляди и мотай на ус! А что не понятно – подходи, спрашивай… Как они вовремя появились в Кичере! Яненко вспомнил серьёзного рыжеволосого курчавого парня и крепкого кряжистого весельчака из этой бригады, которые вошли в его кабинет, когда контора поезда располагалась ещё в Северобайкальске. Он тогда, между прочим, подумал: если его впечатление от встречи не обманывает, эти ребята столкнуться с трудностями при переезде на новое место работы. Он бы на месте звёздненских командиров производства не отпустил каких парней. И как в воду глядел! Они приехали только через полтора месяца. И для этого им пришлось сделать очень непростой шаг – уволиться из родного СМП-266 по собственному желанию. То есть – потерять при переходе все заработанные за четыре года надбавки и другие социальные льготы. Но и это ещё не всё. Каких только обидных слов ни наслушались: и дезертиры, и штрейкбрехеры, и рвачи, и предатели. Они начинают, как многие новички в новом поезде – с чистого бухгалтерского листа… После прибытия отряда от любопытных и проверяющих отбоя не будет! И если все инженерно-технические проблемы они решат, то ответы на послепроизводственные запросы придётся искать этим хлопцам – колоссальная нагрузка ложится на каждого человека. Просека выявит, каким физическим и морально-волевым ресурсом запаслись и проверенные Сибирью прорабы и бригадиры, и прибывающие зелёные новички. Никакого сомнения нет, что среди лидеров окажется бригада командира отряда Вячеслава Аксёнова. Свои первые строительные университеты Слава прошёл в знаменитой бригаде Лакомова. С Аксёновым он познакомится буквально через неделю. Тогда же, с отрядом, приедет и комиссар Саша Рябков. А его Яненко пригласил как опытного бригадира вместе с бригадой – с Тюмень – Сургута… Теперь прибайкальская тайга станет тем самым оселком, на котором будут оттачивать и своё мастерство, и характеры весь личный состав поезда. Да, работы предстоит невпроворот. Но предстоящие объёмы беспокоят сейчас Яненко. У каждого рабочего дня есть начало и есть конец. Чем займутся молодые, полные энергии, эмоций, желаний парни и девчата, когда вечером возвратятся в свои общежития? Над этим свободным временем надо работать, может быть, не меньше, чем над производственной программой. Вот тут-то и должен сказать своё слово народный театр.
Георгий Яненко присел за рабочий стол, полистал деловой календарь – он записал имя режиссера на одной из предыдущих страниц: вот – Анатолий Байков. Ему понравился этот высокий серьёзный парень. Обо всём расспросил – чем поезд будет заниматься, откуда приедут люди, когда построят Дворец культуры … И не огорчился, поняв, что как минимум год у коллектива не будет настоящей сцены… Более того, ситуацию оценил с оптимизмом и …юмором – как это он тогда выразился? «И если при театрах есть буфеты, то почему ни быть при буфе… – то есть – при столовой – театру?!» Рассказал, как в Звёздном приходилось в поисках свободного зала путешествовать из столовой в столовую. А в кичерской столовой будет два зала. Режиссёр даже похвалил его, начальника поезда, за то, что он проявил такую прозорливость…
– Вот в одном из этих залов и откроем свой пятый театральный сезон «Молодой гвардии», – сказал на прощание посетитель из Звёздного…
Яненко восхитила уверенность, с которой молодой человек произнёс эти слова. Об этом народном театре он слышал. Даже просмотрел телевизионную передачу.
– А скоро – увидим всё своими глазами на своей сцене… Через, максимум, полгода – в Кичере будет свой народный театр! И это будет наша, кичерская молодая гвардия, – улыбнулся, провожая глазами рыхлый осыпающийся с кедра снег, Яненко…
Аэропорт Нижнеангарска украшен кумачовыми лозунгами: «Даёшь БАМ!», «Строители БАМ приветствуют посланцев 18 съезда ВЛКСМ!» В аэропорту многолюдно. На краю поля, поблёскивая медными трубами, выстроился духовой оркестр. Музыканты ждут. К одному из них, представительному мужику лет 35, подошли две женщины.
– Витя, вы и завтра будете играть?
– А что, разве не все сегодня прилетят?
– Про этих «всех» не знаю. Но завтра будем провожать в армию наших мальчишек… Хорошо бы – с оркестром…
– Насчёт проводов нам ничего не говорили…
– Значит, не будете…– разочаровано вздыхает одна из женщин. Другая, худощавая, миловидная, скептически покосившись на толпящееся перед оркестром районное и трестовское начальство, выпалила с негодованием:
– Как же, этих дармоедов, которые через три дня начнут разбегаться, надо встречать с оркестром, а ребята, которые уходят Родину защищать – без музыки обойдутся?!
Много корреспондентов. Они посматривают в небо. Сегодня погода ясная, солнечная. Значит, воздушный десант состоится без всяких препятствий. Среди журналистов мелькнуло знакомое по Звёздному лицо. Это же Петр Сергеевич Лосев, легенда иркутской пишущей братии! Он о БАМе начал писать, когда ещё никто не знал, что эта магистраль будет называться именно так.
– Привет рабочее-крестьянскому корреспонденту! Ты уже здесь?! А я к семье на свиданье в Иркутск – сегодня никаких проблем с билетами. Вон сколько бортов летит в Нижнеангарск!
Вот это да! Меня, простого монтёра пути из бригады Лакомова – вон ещё когда мы познакомились – мэтр узнаёт! Но ещё больше меня удивляет причина его нахождения в порту…
– И вы, Пётр Сергеевич, можете позволить себе улететь сегодня?! В день высадки комсомольского десанта?!
– Комсомольский десант был в 1974 году в Звёздном… А сегодня люди прибывают на вахту самолётами – какой это десант? А с этими ребятами я ещё успею познакомится … Вот только сдам в издательство книжку. Надеюсь, к тому времени не все разбегутся. А о тех, кто останется, можно и написать что-нибудь…
Пётр Сегеевич блеснув линзами, с удивлением посмотрел на меня поверх очков:
– Твой «Дом, переехавший через Даван», стоит в полосе!
– В какой …полосе?!
– В газетной, конечно… И редактор «Северного Байкала» говорит, что ты у них … будешь работать! – продолжал Лосев, с нескрываемым удовольствием наблюдая за моей реакцией …
Я ошарашен. Да, недели две назад мы с редактором встречались. Наше знакомство длилась не больше минуты – редактор спешил на заседание бюро. Потому ответственный секретарь газеты – Валерий Нефедьевич Скоринов – о разносторонности, мобильности и прочих достоинствах лучшего внештатного корреспондента Иркутской области и своего потенциального сотрудника – мне даже стало неловко – прострочил как из пулемёта. Но Скоринов, как говорится, знал предмет своего интереса – все годы я добросовестно снабжал «Ленский коммунист», где тогда он работал, своими материалами. Он даже приложил усилия, чтобы я стал штатным сотрудником этой газеты. Эх, медлительный «Ленком», ты опоздал ровно на три года! И вот, поехав на Байкал, я в первой же поездке сталкиваюсь с «Ленским коммунистом» нос к носу … Наша встреча началась почти так же, как и все предыдущие переговоры в Усть-Куте:
– Ну, ты не надумал переходить в газету?!
Я посмотрел на Скоринова с удивлением. Хороший ты человек, Валера…Общительный, весёлый… У тебя на каждый случай жизни готов букет из свежих …анекдотов… И удивительно бескорыстный… Можно сказать, я полюбил тебя как брата… Только мне непонятно одно: какими ветрами тебя сюда, на Север Байкала, занесло? Ах, да – механизаторы и мостовики, тресты которых находятся в Усть-Куте, уже здесь работают. Вот и я не без «Ленкомовского» прицела здесь появился – любопытно узнать, куда переезжают механизаторы МК-135… И очень хотелось на Байкал взглянуть. А то поведение журналиста становится более чем странным: жить четвёртый год рядом с Байкалом и не проявить к нему интерес?! Тем более что МК-135 перевозит свой поселок на берег Верхней Ангары – в небольшую деревушку Верхняя Заимка… Вот я и напросился к начальнику мехколонны Михаилу Леонидовичу Буйнову в попутчики… А когда УАЗик съехал с берега на бескрайнюю белую равнину и помчался по ней, как по автостраде, у меня голова пошла кругом. Я попросил водителя остановиться и вышел на лёд. Не от того, что в дороге укачало – под нами был Байкал! Лёд был настолько прозрачным, что со стороны казалось, что машина стоит на воде и не тонет! Попытался рассмотреть сквозь замерзшую воду дно озера – куда там. Михаил Леонидович только улыбнулся моей затее: «Здесь не меньше 200 метров глубина!»… А уж после того, как в Кичеру начали перебираться ребята – мои ребята, – с которыми я отпахал на трассе почти два года – какой может быть «Ленский коммунист»?!
– Извини, мой друг, виноват. Но Усть-Кут – это запад. Закат. Только я стремлюсь на восход, – почти продекламировал я на кураже…
Валера, однако, не разделил моего настроения – он вздохнул с огорчением…
– Жаль… Нам сейчас так нужен фотокорреспондент. А ты ещё и пишешь хорошо… Мы бы такую газету сделали!
Мне стало неловко перед коллегой: он с такой искренностью пытается помочь мне, что можно было бы как-то поблагодарить его за такое участие, а я ещё и куражиться начал …
– Вот проявлюсь в Звёздном, пришлю свой репортаж… Кстати, видел во «Времени» репортаж с 18 съезда? Успел разглядеть – там Бондарь рядом со знаменем отряда стоял?
– Разве он не в Кичере? Я считал, он там, с бригадой…
– Так он туда через Москву поехал… Чего через неделю ребята будут его здесь встречать… Сам посуди – как я могу отрываться от своих ребят? А они и меня зовут. Но «Ленком» я не буду забывать…
– А кто говорит, что надо забывать? И я не забываю. Я как раз о том, что ты и не будешь от своих ребят отрываться!
– Каким образом? Они на Байкале, я – на Лене…
– Почему на Лене?
– А где ж ещё?
– Тоже на Байкале. Между прочим, я уже третий месяц как в Нижнеангарске –ответственный секретарь районной газеты – давай свой «…переехавший дом» нам! А редакция – всего в 80 метрах от озера…
…Но вернусь в аэропорт. Не успел Петр Лосев рассказать обо всех новостях редакционной кухни, как подошёл немолодой человек со скромным «Киевом» на груди.
– Это тебя ждёт Володя Островский?
Он удивлённо улыбнулся, назвал себя – Михаил Михайлович Минеев, фотокорреспондент ТАСС. Это же тот самый Михаил Михайлович, фотография которого появилась в «Правде» в самом начале БАМа! На ней медведь в рельсошпальной решётке, проявляет интерес к стыку двух рельсов! И подпись – «Первый путевой обходчик»!
Тут на посадку пошёл первый борт. Журналисты и начальство засуетились, грянул оркестр – на летном поле показались вышедшие из прилетевшего самолёта пассажиры. Молодые, в новых фирменных курточках, на лацканах – множество значков. Почему-то все они кажутся на одно лицо. Все в приподнятом настроении, но есть и явно озабоченные ребята… Кто они? Пока известно, что отряд сформирован из посланцев Ленинграда, Белоруссии, Литвы, Латвии, Молдавии, Краснодарского края, Кабардино-Балкарии… Подбежали две подружки: «Сфотографируйте нас!» Это требование не могло остаться невыполненным.
– А когда фотокарточки будут?
– Вы лучше скажите, кого мне искать!
– Аллу и Татьяну…
– А успею я со своими фотографиями? Тут, я слышал разговор, через три дня отряд начнёт разбегаться…
– Да что вы! Мы на БАМ навсегда!
– Тогда давайте договоримся: и я спешить не буду. И обязательно вас найду. Но перед этим узнаю, как работаете, кто ваши друзья, чем занимаетесь в свободное время. Потом, может быть – засниму ваши свадьбы. Там, глядишь, и новорождённые появятся – очень уж люблю детей фотографировать. Так что – получите не одно фото – целый альбом фотографий… Договорились?
Девушки озорно переглянулись: «Договорились!»
…Самолёты с бойцами отряда приземлялись до позднего вечера 4 мая. Дожидаться всех прибывающих я не стал. Основные события дня должны произойти в Кичере, куда ежечасно отправлялись автобусы и вахтовые машины. В Кичере нашёл бригадную палатку, затем успел даже поужинать в аборигенском котлопункте. Бойцов, прибывших только что, кормили в новенькой столовой. На площади за общежитиями уже выстроился весь отряд. На трибуне – районное, трестовское, поездное начальство. Начальник поезда Яненко сияет, как медная труба аэропортовского оркестра.
– Добро пожаловать, ребята, в Кичеру, в комсомольско-молодёжный строительно-монтажный поезд номер 608!
Под трибуной, в знаменной группе, разглядел Славу Аксенова. Он – командир прибывшего отряда. Рядом с ним, очевидно, комиссар отряда Саша Рябков – парень крепко сбитый, с фигурой борца. Недостатка в пламенных речах не было… В разгар одного такого монолога я приблизился к Аксенову на расстояние вытянутой руки. Его глаза удивленно поползли вверх. Когда митинг закончился, он оставил свою группу, кинулся ко мне, порывисто и крепко обнял…
А совсем уже поздно нашёл меня в бригадной палатке – в тот вечер мы с ним проговорили часа три. Собственно, говорил больше Аксёнов. О том, какие изменения произошли в бригаде Лакомова. Но первая новость для меня не оказалась большой неожиданностью: Владимира Падежа в бригаде больше нет – его шеф выгнал …окончательно.
– Слышал, «Москвич» выделили на бригаду? Сначала телеграмма пришла – бригада награждается за трудовые достижения и как участник ВДНХ. Падеж и заявился к Иванычу: «Отдай «Москвича» мне». Шеф: «Как же я тебе отдам, если ещё ни «Москвича», ни документов нет». Падеж взвился: «А, ты его уже продал!» Дальше шеф слушать не стал – выгнал его. И нас всех поставил в известность: «Падежа выгоняю без совета с вами… А вот что делать с Рашидом – советуюсь…»
– Что – и Рашид – претендент на «Москвича»? Ему-то зачем машина – он же быстрее на лыжах бегает!
– С ним – совсем другое… Хотя, это происходило с ним и раньше – периодически уходил в запои.
– Когда же он спортом успевал занимается? Я знаю, в прошлом году его лучшим спортсменом Западного участка БАМ признали.
– Ага… И я удивляюсь. Так пьёт и все равно лучше непьющих бегает… И что самое печальное – ещё лучше, чем на лыжах, бегает по…
Аксёнов помолчал, подыскивая нужное слово. Вернее слово, которое готово было слететь с языка, почему-то оттуда не отделялось – оно, это слово, срывается с языка только в адаптированных речевых аппаратах…
– …невестам, – с усилием выдохнул Аксёнов. – Жена его сколько раз с …ними застукивала…
– Так у них же ребенок!
– Жена что – она бы и рада сохранить семью… В общем, крепко поговорили с ним. А там… Шеф сказал – повторится – выгоню без всякого собрания. Пока Рашид держится… А слышал, Когунь вернулся в бригаду?
– Как? Он же в Бузулук за Миллером поехал…
– Многие, как поехали, так и вернулись… Пришёл к Виктору Ивановичу: «Возьми обратно. «Бузилукать» больше не буду… И с женой слово даю – не поссорюсь». И вправду, жена засвидетельствовала обещание – с ним для поддержки пришла к шефу…
Слушаю Аксёнова и удивляюсь: никогда раньше, даже когда работал в бригаде, у нас подобных разговоров не было. А тут – о каждом в отдельности целая драматическая повесть. И о том, как его провожали на съезд – обо всём с деталями, в подробностях – будто давно хотел со мной наболевшим поделиться.
– Иваныч сказал: будет трудно – напиши. Снарядим тебе подмогу.
– В самом деле – напиши! Пусть хотя бы Саню в командировку отправит…
– Брата-то? Нет, его не хочу срывать с бригады.
– Но здесь тебе придется формировать свою бригаду. И их кого – из новичков! А у твоего комиссара – коллектив сложившийся, проверенный…
– Никого не хочу. А мы, вспомни, когда приехали четыре года назад, много умели? И они научатся…
– Пока научатся, месяцы пройдут. А что скажут в поселке, когда показатели бригады командира отряда окажутся хуже, чем у других? Нет, Слава. Так не годиться. Не хочешь шефа ослаблять, поговори с Бондарем – ему-то проще внутри поезда перебросить двух-трёх человек тебе в поддержку… Делилась же в 74-ом, на просеке, опытными вальщиками. Вспомни Янкина. Он пошёл инструктором, а числился в своей бригаде…
– Нет, не надо. Они настроились работать вместе…
Аксёнов вздохнул.
– Саню Бондаря надо бы командиром. Я ведь предлагал в ЦК ВЛКСМ . И слушать не захотели… Да что теперь об этом говорить? Завтра будет комсомольское собрание. От бригады надо бы кого-нибудь в комитет комсомола. Может Сашу?
– Бондаря-то? Его лучше в партийный комитет поезда. А в комсомольский комитет можно любого. Того же Графова. Или Машкова. Леденёв со своей напористостью тоже справился бы…
– Завтра будет напряженный день… Но ты не уезжай… С тобой хочет познакомиться журналист один. Я ему о тебе в поезде рассказывал…
Где-то за пологом палатки звенела музыка – танцы устроили прямо на площадке, на которой проходил митинг. Потрескивали в железной печке сосновые полешки. Пахло сохнущей кожей и одеждой. В Кичеру, кажется, окончательно пришла весна.
Но следующий день выдался прямой противоположностью предыдущего – подул холодный ветер, начал срываться колючий снег… Аксёнова я обнаружил в плотном кольце новых отрядовских костюмов…
– Я приехал работать лесорубом, а меня в плотники записали!
– Что тебя смущает в этой работе? – уточнил, поворачиваясь к круглолицему бойцу, командир отряда…
– Я хочу в работать в тайге…
– Так мы и так все в тайге…
– Это уже посёлок. А мне на просеку – туда, где труднее…
– А почему ты думаешь, строить дома легче?
– Я себя к другим трудностям готовил…
– К палаточным? – уточнил Аксёнов.
– Да, к палаточным!
– Ну, к палаточным, друг, ты опоздал на четыре года. Ты как поночевал в общежитии? Не замерз?
– Нет, я не боюсь морозов.
– А я боюсь. Вот предыдущий вечер провел в палатке бригады Бондаря. Она на своё обустройство, потратила часа два. Разбила палатку и принялась готовить для вас общежитие, столовую и другие объекты. Вот ты приехал, первую ночь провёл в Кичере и даже не подумал, как общежитие отапливается. А они, чтобы согреваться, целую ночь топили в палатке печку. Может, теперь, коль в вашем доме тепло, можно и об их тёплом доме подумать?!
Парень не ответил, хмуро теребя веточку сосны…
– Да, завтра мы выходим на просеку. Это основной производственный объект года. Многие лесорубы из жилья имеют только палатки. Но они будут валить тайгу, потому, что уверены – в посёлке для них построят дома… И не только из сборно-щитовые – лес, который они свалят на просеке, тоже пойдет на это строительство… Но теперь я не знаю, – смогут ли они работать в спокойной обстановке. Ты не хочешь строить дома, другой, глядя на тебя, тоже не захочет… Вот ты сказал – основательно готовился к трудностям…
– Да, готовился …
– И, молодец, хорошо подготовился – теперь нам надо думать, как выйти из подготовленных тобой трудностей …
– Мной?!
– А кто ж нюни распустил – не буду то, потому что хочу это…
– Я, что… – промямлил пристыженный кандидат в лесорубы. – Я что… Я и плотником, если надо…
– Без «если» – просто надо! – неожиданно жестко закончил Аксёнов…
О лейтенанте Славине, Cтуденте, Доценте
и открытии пятого театрального сезона.
14 июля1978 года. За тонкой полотняной стенкой бригадной палатки на перекатах шумит река Холодная. Спят умаявшиеся на просеке ребята. С улицы доносится треск поленьев в печи Тони Голяновой – бригадная повариха готовит завтрак. Оттуда же, от кухонного стола, доносятся звуки транзистора: «На центральный участок БАМа прибыли посланцы Чечено-Ингушетии…» Впрочем, к «Маяку» я не прислушиваюсь. Музыка бурлящей реки привлекает сильнее. Вспоминаю речку Псыж, на берегу которой мы с друзьями по Ставропольскому пединституту раскинули свой лагерь. Тот поход в группе Женьки Капустина был богат на приключения. Звуковым символом его остался шум горной речки… Проснувшись и вспомнив родной и далекий Кавказ, сделал вывод, что реки у Байкала звучат тише и мелодичнее.
В палатке сумрачно. Прогудела оса, села на раскрытую страницу дневника и стала невозмутимо прихорашиваться. Похоже, тут все животные и насекомые бригаду принимают за своих сородичей…
Приехали вчера вечером с Ильёй Славиным. Он сейчас в отпуске, но никуда не уехал, как сам шутит – «…славное море для Ильи Славина – лучшее место отдыха!» Наше знакомство с этим худощавым, подтянутым, подчеркнуто невозмутимым молодым инспектором пожарной охраны УВД по БАМу лейтенантом Славиным началось ещё в Звёздном. Тогда в клубе «Таёжник» не оказалось огнетушителей, не оборудован был и пожарный пост… И ещё, о, ужас! – пожарный выход вовсе был завален легковоспламеняющимся хламом… Повторная проверка не отняла у строгого инспектора много времени. Но задержался он в зале дольше, чем требовали должностные инструкции. Присел в кресло на седьмом ряду и стал внимательно наблюдать за репетицией. Потом зашёл еще раз без всякого противопожарного повода и с того момента не припускал ни одного события с участием театрального коллектива. И, наконец, получил роль в спектакле «Четыре капли». Но тут случилось обычное для офицера МВД событие: его перевели на новое место службы…. Мы искренне жалели: роль у Славина получалась блестяще. Ломали голову: кем Байков заменит исполнителя? Но вечером накануне премьеры мы ликовали: Илья Славин приехал! Отыграл он и премьеру, а затем ещё один спектакль – для мехколонны… И лишь потом отбыл в Северобайкальск к новому месту службы.
Узнав, что я ещё не был на просеке, вызвался быть моим провожатым. Когда мы с Ильёй заявились в палатку, лагерь пустовал – ребята были на просеке. Встретила нас Тоня Толянова. Меня сразу засыпал вопросами: «Когда Байкова последний раз видел? Что нового в Звёздном? Как там Нина, Егорка!?» И черту под расспросами подвела словами: «Молодец, что приехал!» Илья, по-хозяйски осмотревшись, ушёл носить воду в баню. Её ребята срубили чуть в стороне от палаток, прямо на берегу протоки… Тоня, узнав, что я с утра ничего не ел, выделила мне банку с тушенкой, а сама принялась за стряпню, попутно рассказывая о новостях просеки. Работы у неё прибавилось: сейчас в бригаде 20 человек, шестеро – новички из комсомольского отряда.
– Ничего ребята… Я сначала никак не могла запомнить их по именам: « Коля, говорю, передай сахар!» «Я не Коля – я Андрей». Сейчас всех и по фамилии знаю. А ещё у нас теперь два студента…
– Ну, это я знаю ещё по Звёздному – Бондарь и …
– Какой же он студент? Он – Бондарь. А студент – это Студент… В смысле – Саша Кондратенко…А вот новенький, Володя Шатилович, уже успел в железнодорожный институт поступить.
– Ах вот оно что… И Конратенко – Студент!
– Студент… Но наш Студент – не студент: он поступал, но не поступил…
– Вы меня совсем запутали – кого ж теперь называть студентом?
– Сашу. А Володя – он, молодец, всё сдал на отлично… Он – студент, только, мы его зовём Доцентом…
– Только поступил – и уже Доцент! – рассмеялся я.
– Это мы, чтоб не путаться … Да, на просеке у нас не заскучаешь… Ребята – такие выдумщики. Бочков и Макловский сделали луки, стрелы. Повесили мишени, стали соревноваться – кто больше очков выбьет. Мне дали стрельнуть…
– И сколько ж …выбила?
– Как стрельнула – вообще стрелку не нашли…
– Это они тебя тренируют, чтобы ты роль не забыла: «Целилась в утку…
– Ага: «…а попала в трест»… Вот – помню! – Тоня рассмеялась. Но по лицу от фразы из её роли в бригадном спектакле пробежала тень озабоченности – здесь день начинается с разговоров о Байкове и при каждом воспоминании о театре задерживаются на теме надолго. Тоня вздохнула – от меня она уже все новости о Байкове узнала. Помолчав, она продолжала.
– Больше стрелять мне не разрешили. Сказали – так я весь боекомплект распуляю, а им идти на медведя. А тут и вправду – в окрестностях объявилась медведица с медвежонком… Бочков сразу уехал восстанавливать утерянные документы… А Макловский спицы вязальные сделал. Я показала как вязать. Теперь вечерами пыхтит – что-то вяжет. Как-то подходит, показывает: смотри, пять венцов связал! Сейчас его в бригаде нет – прикомандировали вместе с Рапопортом инструкторами-вальщиками в студенческую бригаду…
– А что в Кичере?
– Я Кичере почти не бываю. Там Машков с Графовым – прибывший отряд изучают. Да и работы много. Был бы Толик, на репетиции бы ездила … И от бурундуков надо отбиваться…
– Чем же эти безобидные зверьки тебя напугали?
– Напугали – не то слово – они меня замучили, – улыбаясь, продолжала рассказ Тоня. – Сначала – забавляли. Я готовлю, они –шныряют под ногами, смешно пересвистываются… Потом заметила, что пересвистываются не просто так – со смыслом…Пока не набьют щёки хлебом или вареньем, смотрят на тебя просительно. А наевшись, свистят – прибегают другие. Я их пыталась щепками разогнать. Куда там! Чуть отбегут, спрячутся и выглядывают, где я? Эти чертенята воруют всё! Какао-порошок стащили. До горчицы добрались. Но горчица им не понравилась. Фыркают, чихают, на меня посматривают обиженными глазёнками – что это я им подсунула? Ребята сделали рогатку. Показали, как стрелять. Леша даже одного бурундука …убил. А мне стало жалко. Сказала – уносите своё ружьё массового уничтожения – вдруг ещё какого бурундучка ненароком пришибу. Я их лучше хворостиной… А вчера, о ужас – в продуктах змея улеглась! Мне готовить надо, а она не уползает. Хорошо, кто-то из ребят пришёл – палкой шуганул. Говорит: ядовитая. А вдруг она в палатку заползёт?
Наступил вечер. Илья наносил в баню с речки воды, затопил её… Поглядываем на просеку – вот-вот должны показаться ребята. Затарахтел трелёвочный трактор, а в нём – Лёша со Студентом. Мы с Ильёй зашли за высокий куст. Славин показал рогатку – нашёл тонино «ружьё массового уничтожения» – подпустим, мол, поближе. И не сговариваясь, перед самым трактором выскочили на дорогу. Я с фотоаппаратом, лейтенант Славин – с рогаткой. Ребята изумлённо подняли руки, закричали. Леша из кабины выскочил на ходу. Хлопнул Илью по ладони, стиснул меня в объятиях…
– Федор Павлович (почему-то он меня только так называет)! Ты ли это? Откуда, какими ветрами! Елки-палки, рад тебя видеть! Как Нина, как Егорка?
– Почему это ты Федю в ёлках-палках тискаешь, а меня только по ладони, и то – на дороге? – с напускной суровостью обиделся Славин…
– Прости Илюша, ты у нас часто. А Федор Палыч – эх, елки-палки – с апреля не видел!
– А у нас, слышал, – Лёша вздохнул, сделал удивлённые глаза и выпалил: – Граф …женится!
– Как… Прямо сейчас?
– Нет, в августе! Сейчас он в посёлке, на самострое. На бригаду выделили пять участков. На них будем ставить дома на два хозяина – каждому семейному. Там уже заложили фундамент дома для Байкова. На самострой бригада командировал его и Машкова. Вот они с Ванькой потихоньку строят. Но в основном работают, как заготовители – дежурят на пилораме. Как наготовят брус, мы выезжаем на выходные и всем гамузом наваливаемся на строительство… Сначала Ванька на него ругался: «Ты, Граф, стал ужасно невнимательным – опять брус запилил не с той стороны!»
– Вот это новость! То-то я гляжу-гляжу – нет Графа… Выходит он и после работы время не теряет… Ну и правильно. Пора не только дома – семью строить.
Мы зашли в палатку. Вскоре появились и остальные ребята. Новички посматривают вопросительно… Лёша по мере их появления, знакомит: «Это Вася, это Володя…» А сам продолжает:
– Зовут её Алла! С комсомольским отрядом приехала…У меня, Фёдор Палыч, к тебе просьба… Я хочу чтоб ты сделал брату пригласительные на свадьбу…
– Ты хочешь… А может они красивые открытки с позолоченными кольцами будут рассылать?!
– Какие открытки?! Они хотят, чтоб память была… У тебя там и портреты, и виды Звёздного… Такой пригласительный не выбросишь…
– Пригласительные – не проблема. Надо сначала сфотографировать счастливых молодожёнов. Впрочем, уж не Аллу ли я в аэропорту с подружкой фотографировал?! – воскликнул я, вспомнив фотосессию в майский день…– Но я рад за Графа! Это будет первая в посёлке свадьба?
– Нет, не первая… Но первенство бригада не отдаст никому – первая свадьба будет неделей раньше у Володи Клочко. Он хохол, но приехал с белорусским отрядом. Вот как раз через неделю Бондарь приедет с сессии – устроим сватовство в украинском стиле…
– Да, мужики, настраиваетесь вы решительно. Но что это – новости у вас только свадебные?! Не слишком ли зажинихались вы?!
– Мы должны на всех фронтах успевать, – задорно выпалил Лёша. – И Володя у нас уже вальщик. Его мы сразу приметили. Его и Васю Пилиповича. Они их всех новичков первыми к «Дружбе» потянулись. Правда, Вася сначала цепь умудрился вставить острыми сегментами к шине. И даже пробовал свалить дерево. Газует – «Дружба» не пилит… «А шину тряпочкой протирал?» Он протирает – опять не пилит… Мы покатываемся со смеху…
– Так вы так и шину могли испортить, и цепь порвать…
– Могли. Но у нас по этой части – Володя Снеговой – профессор. Он любую неисправность исправит, любую тупую цепь навострит…Цепи – его главная забота после работы. А на просеке он, кстати, толкачом у Клочко …подрабатывает…
– Народ, кто в баню? – откинув полог, в палатку заглянул Илья. – И веники – уже запарены…
– Придётся, Илья Эдуардович, тебя на полставки истопником оформлять…– засмеялся, заходя в палатку Огородничк. –Третий раз уже топишь баню… И всё – бесплатно.
– Как бесплатно? Я баню топлю… за здоровье! Кто из офицеров УВД может ездить париться на просеку?
– А зачем им ехать? Они и так парятся – на пожарах– ха, ха, ха…
– Типун тебе на язык! …А после парилки прямо в холодные воды реки Холодной нырять?! Вася – веник в тазике на полке. Тебе доверяем главного гостя – поработай с ним от души! Первый – пошёл… Кто следующий?
Вася, русоволосый стройный белорус с ослепительно-голубыми глазами, уложил меня на полок, на который предусмотрительно положено одеяло – голые доски так нагрелись, что на них невозможно даже усидеть. Запаренный веник прислонил к раскаленным камням – веник зашипел, покрылся густым паром. Густо запахло берёзовыми сережками.
– Потерпи, Федор Павлович. Немножко пропечёт, но для тела это полезно …
Сначала Вася провёл веником, едва касаясь тела, вдоль позвоночника – обдал спину горячим паром. Затем припечатал распаренные листья к лопаткам – жар передался всему телу. Потом принялся настегивать меня, переворачивая, как шампур над очагом…
– Поддай-ка ещё жару, Ярослав Димиртич, не жалей водички. Ой, спасибо Илье Эдуардовичу – отлично натопил баньку! А теперь – в реку, Фёдор Павлович! Вот так – с бережка!
И паренёк, тонкий, гибкий и розовый, как пантера, с бережка голышом – в воду. А, была – не была – и я в реку бултых! Ледяная вода обожгла, как колючий пар…
– А теперь снова на полок, под веничек, – подбадривает парильщик… – Вот так устанешь на просеке, а здесь, в баньке-то, усталость, как рукой снимает…
И рукой, и рекой… Рекой Холодной, которая нахваливает на перекатах свою целительную воду…
Хорошего паренька присмотрели ребята в белорусском отряде! Как хорошо спится после бани и водных процедур в Холодной! Засыпаю, перебирая бригадные новости. Главная из них какая? Конечно – дом для Байкова! Байков не должен отвлекался на доски, брус и прочие стройматериалы. Его ждёт новое серьёзное строительство – новый театральный коллектив! А бригада приступила к закладке фундамента для этого дома!
…В разгар подготовки помещения к открытию пятого театрального сезона в один из залов поселковой столовой заглянул начальник пилорамы… Байков обомлел… За кем ему пришлось побегать, так за этим человеком! К начальнику поезда обращаться не хотелось – надеялся вопрос решить самостоятельно. Но начальник лесопилки – голый производственник – от одного упоминания о театре скривился. После многократных обращений выделил десяток досок – и всё – пиломатериалы нужнее на строительстве жилья! Уже конец сентября, через месяц снег будет лежать. А тут – ишь чего захотели – отдай им для временной сцены два кубометра досок и бруса! И это всего лишь для того, чтобы артисты самодеятельности покрасовались, разглагольствуя о театре, два часа на помосте?! Подождут до Дворца культуры – его в Кичере уже начали строить. Скажите спасибо, что выделили эти доски. Из них и делайте и сцену, и скамейки… Но что этот десяток – из них едва узкий подиум можно сделать. А надо ещё скамейки для зрителей сколотить, порожки – он уже не говорит о нормальной сцене. Не спасают эти доски положения! Ещё хотя бы кубометр! Не помогают и заверения, что уже на следующий день доски вернуться к строителям жилья… Бригады плотников, дежурят прямо на пилораме. Они выхватывают распиленный лес прямо из станка и развозят по строительным объектам. Так и зыркают, чтобы никто посторонний не влез в очередь. А чтобы куб пиломатериалов из их рук выхватили – такого не бывало!
Как тут ни вспомнить Звёздный, где главным памятникам возвышается новенький Дворец культуры. Но грустным стало это воспоминание: там есть, где выступать, но выступать некому. Здесь есть кому выступать, но не на чем… И вот в момент наивысшего режиссёрского отчаяния – как гром среди ясного неба: «Где разгружать доски?» – явление, как в гоголевском «Ревизоре». И лишь Илья Славин к появлению начальника пилорамы отнёсся спокойно. Он выскочил на крыльцо, дал команду шофёру – доски подвезли к самым окнам – через них удобнее переправлять стройматериал внутрь помещения… Затем удалился с пилоначальником. К нам вернулся и, не меняя строгого выражения лица, объявил:
– Ну, вот теперь я спокоен: все пожароопасные замечания устранены, огонь не помешает жилищному строительству. И своими глазами вижу – пиломатериалы пилятся, фронт работы увеличился. Ну, что стоите? Берите доски и сколачивайте сцену– до начала представления времени осталось мало…
– Подключайся к ребятам, а мне кое-какие оргвопросы надо решить, – сказал режиссёр. Но не успел отойти от инспектора, как попал в плотное кольцо … корреспондентов, глаза которых прямо-таки искрились желанием заполучить интервью у режиссёра «Молодой гвардии». Но едва заканчивались вопросы одного журналиста, как к Байкову подсаживался другой корреспондент: «А теперь то же самое для телевидения Польши (ГДР, Чехословакии, Болгарии)».
Наконец, угомонились и иностранные журналисты. Байков разрывается на части. До открытия сезона считанные часы, а в зале ещё стучат молотки – артисты сколачивают сцену…
В столовой яблоку негде упасть. Зал гудит, как аэропорт, в который непрерывно приземляются самолёты. Большинство зрителей – ребята из прибывшего в мае отряда ХVIIсъезда комсомола… С ними я с первых шагов по северобайкальской земле знакомлюсь… Театралы уже сидят на пахнущей лесом помосте, открытые взорам всех зрителей. Я, настоявший на своём неучастие в первом акте, наблюдаю за действием из зала. И вдруг, ба, среди ещё незнакомых людей вижу сияющие глаза Бориса Коптяева! Но как он здесь, в Кичере, если раньше нас уехал из Звёздного в Бузулук – помогать начальнику поезда Р. Г. Миллеру организовывать новый трест?!
– В Бузулуке устроился, через полгода получил квартиру, вызвал жену. Она приехала, осмотрела квартиру. Просторная, с центральным отоплением. Вышла на балкон, посмотрела вниз и запричитала: «…А ну дети свалятся отсюда?! Не буду жить на пятом этаже!» Развернулась, и – обратно в Звёздный… Пришлось и мне опускаться на землю. В Звёздном уже делать нечего, так я сюда, к своим ребятам… Я и плотник, и печник, и стекольщик, и жестянщик… Меня пока на самострое загрузили – вон какое тут строительство развернулось… Учли ошибки Звёздного: в лесу ставят дома. Володя Заботин радиофицировал поселковые общежития, ребята выпускают свою радиогазету. И меня вовлекли в это дело – полчаса читал свои стихотворения. Потом сам слушал с соседями по общежитию. И посмеивался, когда те удивлялись и спрашивали, не знаю ли я этого поэта? …Вот, обустроюсь – своих перевезу…
Открытие за открытием! В зале Коптяев сидит с чувством самого заслуженного зрителя. Его лицо сияет, как будто это он сегодня именинник – как же – выступают его ученики! Они пошли по плотницкой линии – вон какие ладные домики ставят! А сцена – это их совместная работа…
Между тем, на сцене появляется Байков …
– Сегодня мы показываем вам спектакль по пьесе Александра Гельмана «Заседание парткома». Премьера этого спектакля была в Звёздном, его мы показывали в Братске, некоторых других поселках Иркутской области. Работа над спектаклем шла в основном на первых перегонах БАМа – в нём заняты только члены одной бригады. Той самой бригады, которая в апреле из Звёздного переехала в Кичеру. Переехали туда, где работы невпроворот, где жизнь бьёт ключом. И приехали мы не с пустыми руками – привезли бригадный спектакль… Правда, с момента первых постановок в нём произошли некоторые изменения… Вот Федя Пилюгин был в бригаде монтером пути, а сейчас работает корреспондентом газеты «Северный Байкал». Но сегодня он по старой дружбе примет участие в спектакле… Володя Заботин. В Звёздном он был связистом. Теперь – лесоруб бригады Бондаря. Правда, те, кто живёт в общежитии, догадываются, что он имеет отношение к связи. Именно Заботин радиофицировал все комнаты, оборудовал радиоузел. И вместе с Сашей Рапопортом выпускает поселковую радиогазету… А сегодня Володя – участник спектакля. Бригадного спектакля. И сегодня у него премьера. Мы ему пожелаем удачи! И – ни пуха ни пера всему этому коллективу, который и открывает первый театральный сезон в Кичере!
И пошла, покатила работа! С каким подъёмом играют на ней Рапопорт, Снеговой, Огородничук! А Машков вообще – купается в роли… И Голянова хороша, но в один момент я не могу скрыть предательскую улыбку – вспоминаю лук и стрелку, которую она запульнула мимо мишени… Жалею, что не я снимаю спектакль – это делают коллеги из других газет и телевидения. У меня по роли слов немного, мог бы и я…поснимать. Но я в образе начальника управления. Если бы я играл бетонщика бригады Потапова, появление фотокамеры в моих руках было бы оправдано режиссёрским приёмом: рабочий, снимающий управляющего трестом! Тут и слов никаких не потребуется – всё втекает из авторского текста… Сегодня я вижу совместную работу – и режиссера, и Бондаря – во всем блеске. Со времен первых прогонов начальник треста Батарцев посолиднел, приобрел лоск крупного руководителя…
И вот заседание закончилось… Но растроганные гости не торопятся расходиться. На лицах иностранных корреспондентов удивление. Начинается театральный капустник – третий акт премьеры, которую можно назвать «Кичерский сезон» … Буквой «П» сдвинуты столы. И опять члены «парткома» – Графов, Рапопорт, Бондарь, Машков – берут инициативу в свои руки. На этот раз без всякой экономики и политики – начинается посвящение в театр новичков. Шуточные испытания, короткие реплики, советы, эпиграммы, монологи, сокровенные открытия…
– Раньше я жила на берегу тёплого южного моря. Работала на большом комбинате, жила в общежитии со всеми удобствами. Но и там чего-то не хватало…
– Это Фирида Авицба, из грузинского отряда, – шепнул мне кто-то из сидящих за столом. Тугая девичья коса, чёрные брови, с горбинкой нос, выразительные глаза – настоящая южная красавица… Девушка продолжала:
– Я приехала сюда. Северный Байкал – не южное море. И живу в общежитии без удобств. Но я счастлива потому, что вокруг меня замечательные люди. И здесь интересно. Мой кругозор заметно расширился. Если тяжело становится на душе – они замечают сразу, не нужно звать кого-то на помощь – на помощь они приходят сами. Вот за это и спасибо им…
– Я, самый счастливый офицер из всех офицеров УВД на БАМе, – продолжил Илья Славин. – Ведь таких друзей, как вы, мои ребята, у моих коллег нет. Сюда я приехал в лейтенантских погонах, а сейчас хочу обмыть новенькие звёздочки старшего лейтенанта… Вот эти звёздочки… Вчера первую часть процедуры проделал в Северобайкальске. И сказал своим коллегам: не обижайтесь, но звёздочки к погонам я прицеплю в Кичере. Кто ещё может на выходной поехать на трассу и повести его, работая на …просеке, а потом – попарится в баньке, которая стоит на берегу студёной речки?! Именно здесь, у друзей, я чувствую себя дома… Я счастлив, когда в мой северобайкальский вагончик – это моё временное пристанище – заезжают Толя Байков, Саша Бондарь и другие ребята из Кичеры. И у меня, кроме основного дела, есть ещё увлечение – театр! Мой начальник, узнав, что я ездил в Звёздный на репетиции, а потом и на премьеру, на попутных машинах, сказал: «Фанатик!»
Ребята из «парткома» о чем-то оживленно перешёптываются с прорабом Андреем Табаковым. А когда он, очевидно, в знак согласия, кивает головой, слово снова берет секретарь парткома треста № 101.
– Сегодня у нас событие для Кичеры необычное, но вместе с тем и рядовое. Среди наших первых зрителей присутствует Табаков…
– Возникает вопрос: почему человек с театральной фамилией – и только среди зрителей? – недоумевает Потапов-Машков. – Он должен быть на сцене! И, мы знаем, ему есть что сказать! Я ставлю вопрос перед парткомом: мы хотим знать правду: по какому поводу здесь Табаков?!
Андрей Иванович наклонился к гитаристу:
– Подыграй по смыслу. Сначала что-нибудь грустное, жалостливое, затем бодрое, патетическое…
Он вышел в центр импровизированной сцены и
– Ой, мама, мы в Сибири влипли… – начал Андрей Иванович. После первых фраз, мы понимаем, что это не импровизация – это миниспектакль, с которым выпускник строительного техникума Андрей Табаков выступал на прежних стройках. С тех пор тема освоения Сибири актуальности не потеряла … Слушаю и вспоминаю нашу первую встречу. Он появился из-за сруба строящегося дома – невысокий, подвижный – и протянул ладонь, полную спелой брусники.
– Тем, кто буде жить в этих домах, далеко ходить по грибы и ягоды не придётся. Встал, наклонился у порога – и вот, пожалуйста – таёжный урожай!
Я попробовал на вкус – брусника была спелой и слегка терпкой на вкус. А прораб тем временем высмотрел под березой семейку грибов… Удивился: – «Я же здесь вчера собрал их!» Засмеялся: «Грибы, наверное, соревнуются с нами: кто быстрее соберет – мы дом, или они …в лукошко соберутся!»
Себе дом Табаков строит в самом начале квартала. Рядом вырастают бригадные дома. Работают в основном после шести вечера. Застрельщиками здесь – Володя Графов и Ваня Машков. Их главная задача состоит в том, чтобы организовать фронт работы для отдыхающих от просеки парней. Они с успехом могут конопатить стены или сжигать строительный мусор. Конечно, каждый работает на своём доме. Холостяки помогают всем семейным в порядке очереди. Но больше времени проводят на срубе, который должен стать домом для семьи режиссёра…
Там же, на новострое, я попросил старшего прораба поделиться впечатлениями от первого знакомства с бригадой Бондаря… Он сравнил показатели нескольких бригад. По ним выходило, что в первый месяцы работы бригада Бондаря отстала от других коллективов…
– Но мы подводили итоги поверхностно, – заметил Табаков. – Надо бы учитывать рельеф – он у бондаревцев был посложнее. Для меня важен ещё один показатель, который не учитывается ни одним соревнованием: как бригада работает, когда …нет бригадира. Вот у бондаревцев – Саша как раз уезжал на сессию – на работе бригаде это совершенно не отразилось. А вот в другой бригаде (пока не буду называть бригадира) сразу снижается темп работы, падает производительность. О чём это говорит? Есть бригада, но нет коллектива. А у бондаревцев есть и бригада, и коллектив. Ещё, думаю, надо учитывать не только, как работает бригада, но и как она организует своё свободное время. И учитывать этот показатель, особенно если бригада помогает организовывать досуг другим. Зачастую, не зная чем заняться в выходной, люди убивают время за бутылкой. Одна, вторая, и вот уже отдых превращается в пьяную оргию со всеми мерзопакостными последствиями. Проходит входной, наступают будни. Но в понедельник люди не могут очухаться. Приходят в себя только к среде. Тогда же начинают работать – но тут следующие выходные… А эти ребята не позволяют себе такой похмельной раскачки, потому, что в выходные они тоже заняты делом – репетициями, выступлениями…
И вот сейчас, как будто продолжая мысли прораба, после табаковского номера следующий выступающий – это был польский журналист – сказал:
– Если вы с таким энтузиазмом, с каким выходите на сцену, и работаете, – вы делаете великое дело. Вы не просто играете спектакль. Вы участвуете в становлении культуры…
День, который длиться 28 часов.
Занавес театра качнулся и двинулся к центру сцены, закрывая декорации спектакля «Дом». Луч прожектора, ещё минуту назад удерживающий героев, переметнулся в зал и выхватил мужчину с темно-русыми волосами из седьмого ряда. И тотчас зрители из первых рядов партера, встали с мест, повернулись к нему, и зааплодировали ещё с большим усердием. Оглядываюсь на Байкова: что за театральная аномалия заставила людей …отвернуться от сцены?! Но Анатолий Сергеевич не успевает ответить. Сквозь дружные аплодисменты различаю:
– Абрамов… Сам Фёдор Александрович здесь… Да вот же он, в сером костюме!
Реплики зрителей раздаются справа, слева (мы в третьем ряду партера). Они становятся дружнее, напористее, и через пять – семь секунд выплёскиваются в требовательное:
– Ав–то–ра! Ав-то–ра!
Шевелюра Абрамова шевельнулась. Он, блеснув седою прядкой, встал, сдержано поклонился. Зрители разразились овацией. Между тем, занавес вновь раздвинулся, актёры вышли на поклон. Какой-то невысокий человек с чёрной бородкой проворно подбежал к седьмому ряду, и, энергичным жестом пригласил автора романа «Дом» на сцену.
– А это – Лев Додин, режиссёр-постановщик спектакля, – прошептал Байков.
Фёдор Александрович вышел на проход, невысокий, несколько смущённый, снова поклонился залу и актёрам. К сцене двинулся энергично – так идут люди, которые знают, что им надо сделать в эту минуту. Режиссёр, держа руку, как дорожный указатель, неотступно семенил рядом. Уже и актеры, закончившие обязательные для конца спектакля поклоны, присоединившись к залу, зааплодировали появившемуся в проходе писателю…
Между тем, режиссер и писатель, поднялись на подмостки, пошли к актёрам. Абрамов по очереди обнял каждого участника спектакля, а двоих ещё и расцеловал, затем взял за руки, и вывел на авансцену. Это были исполнители главных ролей – Татьяна Шестакова и Николай Лавров. В этот момент Татьяна плакала, а Николай не мог выйти из состояния глубокого раздумья, в котором завершал спектакль. А я смотрел на эту сцену и ругал себя. Ругал за то, что не взял в командировку фотокамеру… Вернее, «Зенит» лежал мертвым камнем в гостинице. Перед вылетом расчётливо отложил исправные аппараты в сторону – в поездку захватил только сломанную камеру. Зачем брать лишний груз, если буду снимать отремонтированным в любой городской мастерской аппаратом? Но нелётная погода, затем другие дорожные приключения не оставили на ремонт и часа. И вот я только зритель ¬ – аплодирую актёрам, живому классику, не оставляя этого драгоценного мгновенья на плёнке… Впрочем, и как зритель, мог бы заснять в лучшем случае только общий план и то – украдкой – в театре не разрешают фотографировать.
О, какой длинный день! Из Иркутска вылетел в семь утра, после двух суток нервотрёпки в зале ожидания. После приземления в аэропорту Пулково посмотрел на часы: 20 минут восьмого… Значит, летели всего … 20 минут?!! Затем часа четыре на курсах, ради которых я, собственно, и прилетел в Ленинград. Слушал руководителя семинара Карогодского и почти спал… Байков всё время подталкивал – слушай. Но он уже два дня как в Ленинграде. Речь шла о театре, режиссерах, лучших спектаклях. Рядом со мной кроме нашего режиссёра самодеятельные артисты и постановщики со всего Союза – это курсы повышения квалификации, на которые ВТО (Всесоюзное театральное общество) отбирает самых перспективных режиссёров… Байков сумел договориться с театралами и вот уже четвертый или пятый раз привозит своих актёров. На курсах, организованных в Ленинграде, уже побывали Иван Машков, Володя Графов, Люда Макловская… Премьерным спектаклем в МДТ завершается программа первого дня моего пребывания в Ленинграде… Этот нерабочий день продолжается …28 часов – почти как на укладке ударного перегона… Правда, перегрузки здесь другие – эмоциональные. Но чтобы их выдержать, надо иметь…крепкую физическую подготовку. Значит, не зря тренировался на ударных перегонах… Неожиданно вспомнились слова любимого прораба: «А ты не поспи трое суток, неделю…» Да, с учетом бессонных ночей в аэропорту, сегодня как раз и заканчиваются третьи сутки! И это только начало… Предстоит несколько дней прожить, если выражаться любимыми словами Байкова – «… на восторге». В гостинице уснул, под эмоции, которые Байков продолжал выплёскивать после прошедшего спектакля… Рано утром – подъём. Курсы, музеи, выставки, спектакли (по два в день!).
Музейные стены на нас смотрели глазами полководцев, ученых, государственных деятелей, ослепительных красавиц. Давно нет этих людей, но как же пытливо всматриваются в нас, посетителей музея, их проницательные глаза?! Гардеробщицы театров на нас смотрят по–другому – из зрителей мы покидали зал самыми последними.
В театре юного зрителя просмотрели два спектакля. Выйдя в фойе в антракте одного из них, неожиданно обнаружили картинную галерею. Состояла она целиком из детских рисунков.
– Это работы детей, которые побывали здесь на спектаклях, – объяснил Байков, когда мы рассматривали принцев, принцесс, добрых волшебников и злых колдунов, страшных Змей-Горынычев…
«Комедия ошибок» поразила раскрепощенностью актёров. Другой театр – молодёжный – удивил сценой. На ней не было кулис, занавеса. Она стояла в центре зала. Зрительские места – партер, амфитеатр, балконы – располагались вокруг, как зрительские трибуны вокруг баскетбольной площадки. Актёры появлялись после того, как публика рассаживалась по своим местам – они поднимались на сцену по тем же проходам, по которым шли и зрители…
Но под конец семинара … не выдержали – сбежали с середины очередного представления … А ведь в нём была занята актриса, которая поразила нас в «Доме» – Татьяна Шестакова!
– Вот тебе ещё одна работа Шестаковой… Понравилось? – спросил Байков, когда мы в последний антракт вышли из театра.
– Нет.
– Почему?
– Очень уж безмолвно она бродила по сцене, пытаясь изобразить страдания от скуки. А скучно было нам, зрителям.
Мы вышли на Невский проспект и направились к Эрмитажу, пытаясь на ходу разобраться в неудачах спектакля. Если в предыдущих постановках мои положительные оценки зашкаливали, то теперь стрелка, приходящая в движение впечатлениями, резко ушла в отрицательные величины.
– А произошло это потому, что режиссёр не загрузил талантливую актрису, – задумчиво произнёс Байков. – В результате образ получился неживой, схематичный… Не только мы – треть зрительного зала не выдержали… Даже такая актриса, как Шестакова, ничего поделать не могла. И, кстати, сравни сегодняшнюю героиню с Лизой в абрамовском «Доме» (а ведь и в первом случае, и во втором играла одна и та же актриса), и ты получишь ответ на вопрос, что такое режиссёр…
– Да, она пыталась спасти спектакль, – продолжал Байков.– Даже можно похвалить её за некоторые самостоятельные находки. Но в спектакле не было главного: из чего по кирпичикам выстраивается всё действие пьесы. Потому он и развалился. А в «Доме» там всё по–другому. И режиссёр, и актёры стараются идти по дорожкам, проложенным автором. Каждый монолог, каждая мизансцена подчеркивают главную мысль автора. Прежде чем строить дом из брёвен, надо выстроить его в душе из таких материалов, как любовь, верность, порядочность, сострадание… Если дом будет держаться на этом фундаменте, он выстоит под ударами любой стихии…
Эти мысли, пока они не растворились в ворохе новых впечатлений, я должен закрепить, как фотографии в лабораторном процессе. Иначе они в потоках новых событий и в свете текущих дней выцветут… Вот хотя бы эту фразу – её надо записать с точностью до …интонации:
– Проходите, мои ангелы!
Так встретила нас музееобразная старушка, тётя Байкова. Последнюю ночь в Ленинграде мы провели в её просторной трёхкомнатной квартире. Она угощала нас борщом и вкусными отбивными котлетами, и всё расспрашивала о БАМе и работе. Отвечали мы охотно. Впрочем, говорил в основном Анатолий…В ходе всего вечера он не задал ни одного вопроса о сыновьях тёти, своих троюродных братьях. Они почти забыли мать. Может, им не хотелось о себе напоминать – двое из трёх взрослых сидят в тюрьмах, третьему, видно, тоже нечем было порадовать мать–старушку. Она же занимает свои годы работой сторожем в музее и общением с другими родственниками, благо что тем, как и Байкову, есть о чём сказать. Она гордилась его вниманием – на самом БАМе работает племянник! – и трепетно ожидала его. Эта встреча была окном в мир, в котором бурлили далёкие от её жизни события… Нам в дорогу она приготовила по съестному свёртку. Перекрестила, передала привет родственникам и Володе и Олегу с БАМа – тем ребятам, с которыми Байков приезжал на предыдущие семинары.
Когда ещё придётся побывать в этом прекрасном городе! А вот Байков приедет два–три раза. И каждый раз повезёт в северную столицу кого–то из «Молодой гвардии». И, возможно, ещё раз они увидят «Дом». И снова с Сашей ли или Алей будет разбирать режиссерскую и актёрские работы. То есть – по кирпичикам выстраивать свой дом – народный театр. Вес каждого камешка, который ложится в основание этого дома, когда мы вдруг оказывались у памятника Петру или под куполом Исаковского собора, я ощущал все отчетливее … Я запоминал, записывал его мысли, отдельные фразы…
– Самодеятельный театр в эстетическом воспитании доминирует над профессиональным… При условии, что самодеятельный театр есть действительно сильный коллектив. Работая над «Молодой гвардией», «Заседанием парткома», я пытался достичь такого уровня понимания материала, чтобы каждый, как говорят во время торжественных событий: «душою прикоснулся… к подвигу». И что особенно важно – осознал своё место в жизни. Потом, артисты театра, сочетая теорию с практикой – ведь жизнь – тот же театр, где все мы в нём – актёры, режиссёры, гримёры, осветители – не только занимаются эстетическим воспитанием зрителей, но, прежде всего, воспитываются сами… Тут – это моё глубочайшее убеждение – самодеятельное театральное искусство должно выступать наравне с профессиональным. Да, по некоторым параметрам профессиональный театр может и должен обгонять самодеятельный. Но так есть не всегда, и мы с тобой уже здесь, в Ленинграде, в этом убедились… Что, скажи, делала та же Шестакова во втором спектакле? Отбывала номер…
– Но как она могла отработать роль, если её не прочувствовала, не поняла, а выполнить указания постановщика обязана?
– Вот она и отработала актёрскую повинность, не вкладывая в образ часть своей души. В самодеятельности, во-первых, актёра не заставишь исполнять роль, если он не понял её или не принял (иначе в «Молодой гвардии» не нашлось бы актёров на роли предателей и немцев). А коль он не уходит после одой или двух ролей, значит, желает быть не только потребителем, но и созидателем. И пусть на первых порах он качественно намного слабее подготовленного профессионально (в школе–студии, в театральном училище, институте), эти недостатки компенсирует огромным желанием, самоотдачей. Потому он и выглядит со сцены убедительнее некоторых профессионалов. Потом, среди наших участников много таких, кто в детстве своём, в юности, о театре, если что и знали, так только о факте его существования в природе. Что это за сладкий пирог, они представить себе не могли, потому что никогда в театре не были, не видели спектаклей, в лучшем случае, слушали по радио в передаче «Театр у микрофона». А уж о том, что есть задатки к лицедейству, никто ему не говорил. Да и не мог сказать…
– А если бы тем же Машкову или Тоне Голяновой, Люде Макловской, Володе Графову сказали – идите в театральный…
– То на БАМе в роли лесорубов, монтёров пути мы бы их точно не увидели, – улыбнувшись, покачал головой Байков и продолжал.
– В том же институте культуры, который я закончил, среди студентов были люди случайные. Они заведомо не могли пробиться в профессиональные коллективы, потому их «бросали» на самодеятельность. Эти «профессионалы», выполняя номенклатурные планы, могли за две недели поставить Шекспира или Шиллера, за два месяца сдать три плановые премьеры… Да и тем, кто действительно пошёл в режиссёры по призванию, трудно было получить знания и навыки в необходимом для этой профессии объёме. К примеру, у нас только режиссура преподавалась на уровне современных требований. Другие предметы преподносились в сильно обобщённом варианте. Сейчас я это очень остро почувствовал. И пытаюсь наверстать упущенное.
– Семинары помогают…
– Но не все. Некоторые собирают в одну кучу и новичков, и опытных специалистов. Для меня это пустая трата времени. А тех, которым они бы очень помогли, не приглашают. Некоторые, зная об этом, никуда и не стремятся. Взять хотя бы наш район. В нём был «старый» Народный театр. Он стал Народным, когда им руководил очень интересный, знающий режиссёр. Но он ушёл. После него за два года сменилось три режиссера. Спектакли с теми же участниками не только потускнели, стали некачественными, даже пошлыми. Жалко не только зрителей, но и актёров… Ещё хуже, что сами актёры, этого не понимая, вот в таком изуродованном виде снова выходят на сцену… Что касается семинара, то есть школы Карогодского, организованной Высшей профсоюзной школой культуры, то да – очень помогает… Да ты и сам это прочувствовал, по Абрамовскому «Дому».
– В спектакле, как и в человеке, всё должно быть прекрасно: и оформление, и свет, звук, и игра актёров… Ты бы не отказался от того, чтобы на нашей сцене появился такой гигант, как Лавров…
– Лавров здесь стал таким, каким его вылепил Додин. А что касается идеи выпустить в спектакль с участием какого-нибудь гиганта… Надо подумать…
Помолчав, Байков продолжал.
– Проблему дилетантизма надо решать по-другому. Окрыляет то, что в стране об этом задумываются всерьёз. Взять тот же фестиваль самодеятельного искусства, который сейчас проходит по всей стране… Даже если не говорить, как выступили мы, фестиваль стал наглядным уроком по предмету «Зачем нужны Народные театры»… На спектакли некоторых театров невозможно было попасть. А на какие ухищрения пришлось пойти Люде Ябыковой, чтобы попасть в Чите на спектакль… Заметь: на спектакль народного театра!…
– Кто ж такое забудет, – мы засмеялись одновременно… И не отказали себе в удовольствии вновь вспомнить некоторые моменты фестиваля в Чите (именно там состоялся заключительный этап фестиваля по Восточной Сибири и Дальнему Востоку) а именно – спектакль по повести Валентина Распутина «Последний срок»… Байков разбирал режиссерскую работу – раскладывал по полочкам все находки и просчёты – а я видел Людочку с совком и веником, в синем халате и старушечьем платке… Желающих посмотреть этот спектакль было настолько много, что организаторы выделили на каждый коллектив по пять – семь пригласительных билетов. Байков решил, что идут на представление члены худсовета «Молодой гвардии». Людочка в членах совета не состояла. Она разыскала уборщицу и уговорила пожилую женщину отдать экипировку и костюм. Чтобы убедить строгих контролёров, что она действительно при исполнении служебных обязанностей, Ябыкова вымыла полы в зале, фойе, в женском и мужском туалете, а потом беспрепятственно прошла на сцену. Там она до самого третьего звонка подметала, притирала пыль, не вызывая ни малейшего подозрения. Даже кто–то из наших, случайно оказавшись рядом с «уборщицей», безропотно поднимался с места, чтобы блюстительница чистоты могла стереть пылинки со спинки его кресла…
– Вообще–то, профессионалы и самодеятельность должны быть тесно связаны друг с другом, – продолжил Байков. – Примеров такого сотрудничества немного, но они есть. И это здорово. Когда профессионалы начинают шефствовать над самодеятельностью, начинается процесс взаимного обогащения. Беда в том, что в приказном порядке такую взаимосвязь наладить невозможно… Профессионалы смотрят на это сотрудничество свысока, формально. Они ссылаются на занятость, на гастроли, какие–то ещё причины. Обидно… Нам, можно сказать, повезло больше других – всё–таки БАМ… Мы дружим с театром Охлопкова. Наши ребята были в Иркутске на премьерах этого коллектива, мы сами приглашали ведущих актеров на свои спектакли и они приезжали. Многие до сих пор руководствуются светами Венгера. Но самое главное в том, что именно самодеятельные театры формируют театральную публику… Вспомни, как вели себя зрители, наши звёздненские зрители, когда в зале отключили свет…
Да, то, что произошло в самом финале спектакля «Старомодная комедия», который играли народный артист РСФСР В. Венгер и артистка Л. Темиряева, забыть невозможно! Вспоминаю этот момент – мерцающий огонёк свечи, который плыл по залу на сцену! Я помню, как трепетало в этом движении пламя! Оно колыхалось, потому что клокотал воздух, поднимаемый зрительскими аплодисментами. Зал напряженно слушал, и когда герои произнесли на сцене последние фразы, зал будто бы с облегчением вдохнул и загудел. Зрители не только смотрели спектакль – они переживали за свой посёлок, за неуютный быт свой, необустроенный зал, в котором, когда отключали энергию, вырубалось и отопление. Нашим зрителям не хотелось ударить в грязь лицом – они ловили каждый звук, каждый отблеск свечи в глазах артистов. А когда действие кончилось, своих ладоней не жалели. Вот сегодня, они, артисты, разделили с ними все трудности жизни, показали характер – довели своего дело до конца. Венгер и Темиряева в полутьме они не могли видеть лица зрителей, их взгляд безотчетно упирался в языки пламени свечей, которые вдруг забились, затрепетали, будто напуганные напористыми рукоплесканиями. Актеры улыбались, глаза их возбужденно поблескивали. Ими овладело странное чувство, они радовались успеху спектакля и жалели, что-то почти не уловимое единство сцены и зала кончилось, из своих героев они снова превратились в исполнителей…
– Сейчас поражаешься, как много было сделано в первый год, как активны были ребята… Думаю, объяснение в том, что приход в театр и был для каждого тем поступком, который возвышает душу… Для каждого без исключения этот приход был восхождением на кафедру, с которой можно сказать миру много доброго… Правда возвышает слово. Как смелый поступок – душу… Я без кавычек цитирую мысли Гоголя и Достоевского… Крутой поворот в судьбе, совершённый в момент озарения – решение поехать на БАМ– это поступок смелый, вдохновенный. Это акт творческий. А когда человек совершает нечто неординарное, он возвышается, перед ним открываются новые жизненные горизонты… Меня удивляет и, конечно, радует его ошеломление театром… Это внутреннее состояние. Оно не возникает вдруг, не вытекает из факта, что в посёлок приехал не то дирижёр, не то режиссёр. Это особое течение души. Чтобы оно возникло, в посёлке не только должны быть созданы предпосылки для возникновения театра. Но ещё человек должен четко осознать: без него это течение не станет ручейком, притоком, рекой… И я, коль задумал это дело, должен не только его организовать, сделать интересным, но и постоянно подпитывать каждого человека своей энергией…
Мысли в нём бурлили, как и замыслы, образы, рождавшиеся в эти вечера, когда он подводил итоги очередного семинарского дня. В этом была своя правда, справедливость: человек, раздвигающий наши творческие горизонты, должен время от времени заряжаться творческой энергией – подпитывать свои жизненные аккумуляторы… Новые впечатления вносили изменения в устоявшиеся планы, подсказывали выход из тупиковых ситуаций. Как ему хотелось раздвинуть рабочие сутки на часок-другой, увеличить время общения с ребятами! Какие только он не пробовал приёмы! И переходил в бригаду простым рабочим, и приезжал на репетиции к нам на вторые пути, и переезжал с ними на новое место жительства… Но трудности и тут, на новом месте, никуда не улетучились… Теперь собирать участников приходится по всему Западному участку БАМа. Вот Пилюгин с Тамарой Бурмистровой приезжают из Нижнеангарска, Людочка Ябыкова на премьеры добирается из Северомуйска, а Илья Славин – из Северобайкальска… Но они не просто приезжают – они раздвигают границы «Молодой гвардии»…Ещё бы дни были, как тот, ленинградский день – 28 часов в сутки!
(продолжение следует) http://anatoly.irk0.ru/?page_id=1466
Спасибо за “Кичерскую историю”,всё помню,как вчера.Репетиции в столовой,знаменитые капустники,свадьбы. Все приглашения на свадьбы храню. Теперь таких не бывает.Их же придумал талантливый человек- Фёдор Пилюгин!!!
Тоня, спасибо… Ты самый внимательный и доброжелательный наш читатель. Надеюсь, станешь и соавтором сайта. Тебя же эта тема волнует. я с одной стороны немного удивлён твоей реакцией. С другой – как мало мы знаем о тех, кто был рядом… С уважением ФП
Мои дорогие БАМовцы ! Люблю помню горжусь тем что была рядом свами Лучшие годы жизни 4 августа встречаемся в Кичере Через пенсионный фонд приобретайте билеты по льготе Обращайтесь к местным властям помогут В РЖД нет базы данных о стротелях БАМа это осложняет процесс выдачи нам бесплатных билетов Следите за новостями на этом сайте Дарю вам новые строки.
БАМ
Сталь с отливом платины
Не нашей ли совести цвет
Что пронесли мы достойно,
Сквозь бурю прожитых лет
Первопроходцы.
Светлой памяти.
Что случилось с тобою,мой друг?
Почему могилка в тайге?
А ты думаешь было легко
Идти по первой тропе?
БАГУЛЬНИК
….Дорога платиной светит
Чистых рук творенье живет
У окошка-сплющенный носик:
Внука нашего поезд везет!
И,как здорово,что все это было!
Как здорово,что все это-есть!
Иначе-и не могло быть!
Наша сила,наша слава,наша честь!
Все лучшие стихи обещаю подарить каждому из вас,кто приедет в Кичеру.
До встречи! Фирида.