Это частичка того, что я пытаюсь написать о нашем далёком, трудном, но счастливом времени, и эти строчки не сегодняшнего дня, а 24.12.76 года. Тогда никто из нас ещё не знал, да и вряд ли задумывался над тем, кому и сколько лет жизни предстоит ещё впереди.
-Удивляюсь я и радуюсь за Толика Байкова. Наш ровесник, а возможно и моложе многих, но какой авторитет завоевал. Умело ведёт вечера, встречи, а во время выступлений мы ждём от него слов поддержки, надеемся и верим в него. Меня приводит в изумление его по истине, безграничное терпение и выдержка. Как у него хватило упорства и сил расшевелить, поднять и теперь вести за собой наш не простой коллектив! Наверняка ему, как и всем нам, хочется отдохнуть, расслабиться, что-то отложить на потом. Но он весь в движении, планирует, ищет и находит лучшие варианты к спектаклям, и увлечён своим делом настолько, что и рядом с ним нет равнодушных. Заражая своей энергией, целеустремлённостью и верой в то, что он делает сегодня, завтра и чем будет заниматься в последующем. При этом тактичен, весел, остроумен, находчив, обаятелен, настойчив – просто кладезь положительных черт характера и достоинств. И может быть найдётся когда-нибудь человек, кто сможет написать о нём книгу или хотя бы рассказ. Чтобы не пропал, не стёрся с годами его образ, не только у нас, кто знал его лично, но и у наших детей, внуков, а ещё лучше и последующих поколений. Такой вот он исключительный, несовременный, и возможно уже не сегодняшнего времени человек.
Разговоры во время репетиции и до спектакля не придуманы мной, а записаны в живую, сразу.Я всегда носил с собой тетрадь, куда заносил воспоминания о прошедшем событии.Некоторыми из них я делюсь с читателями сайта:
– Будильник решил мне дать отоспаться: не зазвенел и я проспал. После бани опять с Толиком спали. Свет у нас отключили ещё утром и дали только в 20 часов. Сегодня у нас премьера спектакля «В день свадьбы». Перед началом спектакля, как обычно суета. – Толя, я больше не могу, – говорит Инна, гримируя Толкушкина Колю. – Ой! Тебе ещё губы намазать надо, только ты не кусайся. – Слушайте! Шары-то надувать надо? – Дети, узнаёте вы своего папу? – Шутит Толкушкин, проверяя свой грим. – Что вы сделали с человеком! – Подхватывает Графов. – А у этой вся кожа краснеет! Я её гримирую, а она … Ребята, пудру дайте! – Здесь она! – Ну, кто там свободен? Дайте! Володя, Морев! – Я курю. – Что с человеком сцена делает! Коля, видела бы тебя твоя мама, – смеётся Графов над Толкушкиным. – Кто свободен, надувайте шары для свадьбы. – Галя Шатёхина! Галя! Ушла, да?! – У меня уже третий слой. – Чёрного не надо! – Проходя, подсказывает Байков. – А он меня заставил. – Посмотри на Майку, как она хорошо загримировалась. – Где она? Я на неё погляжу. – И слышится шутливая угроза в голосе – Графов не балуйся! Остальные тоже надувать надо. – Дайте расчёску, дайте расчёску! А кто-то в этой суматохе пытается повторить текст. – «Ты же вожак вроде, передавай…», и всё, дальше я всегда забываю. – Инна, помажь меня. – Я не знаю, как тебя лучше. Сходи к Толику пусть скажет. – Может у Володи есть? Я, видишь, не знал… Внимание, первый звонок! – Проверьте свой реквизит, чтобы ничего не забыли, – подаёт команду Байков.
Закончен первый прогон и начинается разбор. – Аркаша, скажи. – Скучновато не много. – Не много, а больше! – Усачёв однобоко, как-то играет, – говорит Бондарь, – до Клавы и, когда узнаёт о её приезде. – Васе и Майе живее бы надо. По пьесе они интереснее. – Ну, а песня! – Вступает Байков, – Идёт лирическая песня, а тут такими грубыми мужскими голосами поют. Нужны первые голоса, а тут просто шестые не иначе… – Это Гирько! – Что это, всё Гирько, да Гирько! Не буду я петь больше. – Не перебивал же я, когда вы говорили? – Я вот тоже сказала. – Усачёв всё сюсюкает. Хорошо это в сцене с Клавой. Ну, а дальше-то? Вот, я записал: «Мяукает». – Валя, ты должна здороваться. – Я хотела, но тут ты меня и выключил. – Ну, уж извини, но я обязан делать замечания. – Салов, Салов! Ты, как Фантомас на пенсии. – Это Майка о Чеховском, дублёре. – Люба, куда завтра на работу-то выходить? В комнате Полосухин спрашивает меня: – Вы, что завтра прямо с утра на репетицию? – Ага. – Если так будете продолжать и дальше, уснёте прямо на сцене.
04.03.77г. Пятница Были репетиции и днём перед сдачей спектакля, и опять, как в муравейнике. – Ты куда? Куда все уходят? – И мы тоже разойдёмся! – Ручка есть у кого? – У меня, вот она, – и показывает руку. – Авторучка, спрашиваю есть у кого-нибудь? – Люда, дай я подмету. Мне Байков сказал, чтобы я. – У кого спички есть, ребята? – Ребята! Толик! Ну, что же это такое? За сцену же нужно всё вытащить. А тут все заняты: Зиновьева Инна с книгой о гриме в руках собрала вокруг себя девушек и обсуждают, что и как. Толкушкин ставит на сцене забор, приколачивает стол, а Чеховской открывает пузырёк с тушью. Тулиева Ольга, получив вчера замечание, готовит реквизит для свадьбы. Макловская Люда прислонясь к стене, вживается в роль и смотрит на всех отсутствующим взглядом. А Петрунин «докапывается» до всего. – Почему стол ходуном ходит? – Он морально неустойчив, – шутит Толкушкин.
– В комнате, где находится реквизит, должен быть идеальный порядок. Гирько, ты как помреж. должна навести там порядок. – Вот ты и наведи сейчас же, – отбивается от Петрунина Валя. – А у меня там нет ни одной вещи. – Приколоти. – Сейчас. – Ты ещё не приколотил? – – Сейчас! – Качественной бумаги пожалели на афиши! – А что такое? – Да вот драма с двумя М написана. – А я уж подумал, что это я забыл грамматику. Морев тут же, не обращая ни на кого внимания, играет на гитаре и очень даже хорошо. – Ой, Ой! Держите! – раздаётся крик, а шарик улетел. – Возьми. – Ну, затыкайте уши, – и раздаётся хлопок лопнувшего шарика. – Что вы делаете-то? – Лопнул. – Здравствуйте, кого не видел, – говорит Байков, входя к нам в комнату за сценой. – Внимание, принесли швейные машинки? Принесли. Так, Марина и Таня, берёте машинки и подшиваете всё, где надо. Тоня, подмела сцену? А зал, почему не подмела? Тебе же наказание. Измерьте занавес здесь, здесь и здесь. – Толь, сколько афиш надо? – Десять. Чёрной-то тушью зачем? Вы всю афишу портите. – Ты же сам сказал, что тушью. – Она же и других цветов бывает. – Так, объясняю, где оно будет. Вот здесь не будет планочки. Здесь мы всегда гвозди вбиваем. А кулисы, кулисы, как в «Петухах». Всё, внимание! Готовимся к репетиции. Морев, я с парторгом говорил, всё уладил. Где мой портфель? Инна! Вот тебе лампа. Мы же в грим уборной будем одеваться. Извините, я пойду, высморкаюсь. Простыл потому что. Володя, давай унесём приёмник, он сейчас не нужен. Давай работай, работай. Теперь мне Валя Гирько нужна. Кто билеты свистнул? Там же тысячами пахнет. – Уже тысячами? – Говорит кто-то улыбаясь. – Ну, где пахнет ими? Ищите. Так, через пять минут репетируем. Ну, где же моя бумажка? Тани Рапопорт нет? Оля, Оля! – Давайте, с кем унесём стол! – А чем скамейки накрывать будем? – Ничем. Их сегодня ночью будут красить. – Чтобы краска на губах не стиралась, – читает вслух Инна, – нужно закрепить её одеколоном. – Ты это всем скажи, – напоминает Байков. – Я для всех и читаю, но никто не слушает. – Толя, моя машинка от розетки работает? – Ну, иди в другую комнату. – Там же холодно! – Тебе, Таня, всего два шва сделать. – Да, два! Раз, два. …, – начинает подсчитывать Таня швы. – Матвеевна, Матвеевна! Позовите её. – Ты всех освободил, а меня нет, – говорит Таня Рапопорт, – вот, и выходит. – Ты, когда входишь, сразу посади жену на скамеечку, она же у тебя беременная. – Как же она может быть беременной, если у нас с ней натянутые отношения? – …?! – – Ха-ха-ха! – Все кто был рядом, просто падают со смеху. А вечером в 23 часа мы с волнением приготовились к началу. Всё прошло нормально. Были, конечно, и «накладки», но они остались, не заметны для зрителей. Вот примерно такие: 1. Майка выбежала раньше времени и прервала наш разговор с Васькой. 2. Нюра наоборот опоздала с выходом, и я с Васькой – Петруниным говорили уже, что в голову взбредёт. 3. Нюра забыла заключительные слова, а я «выкручивался». 4. Васька «съел» концовку моего монолога. 5. Выходит Матвеевна – Ябыкова и я ей шёпотом говорю, чтобы она не заговаривала о папиросах, потому что я их забыл. Всё идет нормально и, вдруг, она спрашивает: «У тебя закурить-то есть?» 6. Нюра меня Николаем назвала, а по пьесе я Михаил. 7. И дальше мелочи вроде того, что у нас на тарелках искусственные фрукты лежат. Вижу, Васька одно яблоко берёт. Ну, думаю, сейчас хрупнет! А там, оказывается, одно настоящее было. После окончания был разбор. Отзывы хорошие, но как завтра?
А это уже с другого дня. На репетиции с 14 часов несколько раз подряд гоняли третье действие. До того уже дошло, что Толкушкин исполняющий роль Салова сказал: – Родную жену замуж выдаю!
06.03.77г. Воскресенье Утром лёгкий повтор сцен и мы свободны. Третий день тепло и всё тает. Ходим с Петруниным по посёлку и дарим знакомым билеты на спектакль. Перед самым началом нашему коллективу вручили самовар с пожеланием, чтобы нас через год было 120 человек. А затем Байков собрал нас за кулисами и сказал, чтобы мы справлялись с волнением, не забывали текст, а, если такое произойдёт, помогали друг другу и «выкручивались». Волновались, конечно, мы очень сильно, но главное получилось. По окончании спектакля у меня не было сил даже стоять, а внутри полная опустошённость и никаких желаний, кроме одного: ничего не делать. И мне, кажется, так было со всеми, кто участвовал. Позже в комнате у Петрунина отдыхая, вспоминали кое-какие эпизоды спектакля. – Ты как думаешь, – спросил я его, – сможем мы завтра нормально сыграть, да ещё вторым составом? Я так просто не представляю, как найти в себе для этого сил? 07.03.77г. Понедельник В 11 прогнали со вторым составом спектакль. Не чувствую роль, нет настроения. Вечером ещё с гримом провозился до последнего звонка. А Байков всё браковал его. Давление в больнице измерили 135/80, доигрался. Завал начался с первого действия, у меня не шло. На второе и третье отделение голоса набрал, а души не было.
А вечер всё-таки мы нашим девушкам сделали запоминающимся. Я и Саша Тюрин встречали их у дверей и по ковровой дорожке вели в зал. Дальше ими занимал уже Машков. Открывался занавес, и в темноте светились лампочки с поздравлением. Были и дружеские шаржи на каждую виновницу торжества развешаны на стенах. И, когда все девчонки собрались, из-за занавеса выбежал Федя Пилюгин в шубе, в снегу с тазом в руках, из, которого Машков доставал и дарил нашим женщинам цветы. Потом исключительно мужским составом прозвучало приветствие, и внесены столы с шампанским, тортами и прочими угощениями. Потом парни в белых рубахах с полотенцами через руку, изображая официантов, разносили кофе, вино, сок. Заиграла пластинка с вальсом, и ко мне, улыбаясь, подошла Макловская Люда, моя невеста по спектаклю. – Разрешите пригласить! Давай попрощаемся, ведь кончился наш спектакль. И мы закружились с ней. Я смотрел на неё и думал: как верно она сказала: «попрощаемся». Мы и, правда, привыкли друг к другу за время репетиций. А теперь хлопоты закончились, ушло в прошлое волнение и неизвестно, как и что будет дальше.
26.05.77г. Четверг ( поездка в Читу, на театральный фестиваль со спектаклем “Молодая гвардия”. прим. администратора)
Просыпались с трудом, постепенно приходя в себя. Потому что почти все не могли успокоиться до утра. И сейчас одни грелись на солнышке, другие, встав в круг, играли в волейбол, А Спиридович с Наташей отправился собирать берёзовый сок. Но мы его так и не попробовали, Юра, рядом с симпатичной девушкой, попросту о нём забыл. После завтрака, состоялась игра в футбол, матч между “молодогвардейцами” и “немцами”. Женская половина «болела» очень активно особенно Юлия, ещё одна из преподавательниц пединститута. Победа осталась за “немцами” 5-2 и, чтобы выплеснуть оставшуюся энергию, закончили игрой в волейбол через сетку. А мылись на озере с красивым названием Арахлей. Оно было настолько большим, что ни в какую сторону не было видно берега и, несмотря на установившуюся жаркую погоду, ещё не освободилось ото льда. Добраться до воды нам удалось лишь у самого берега, раскрошив подтаявший лёд палкой. Жаркое солнце на чистом, безоблачном небе и ледяная вода озера, создавали приятный контраст. – Фотоаппарат заряжен? – Спросил меня Петрунин. – Да. – Деда надо снять. Дед, это Григорий Иванович, кто вчера помогал нам устроиться на новом месте. Он так здесь и живёт с женой, отдельно от детей, которые к тому же совсем забыли о них. Мы записали адрес, чтобы выслать им потом фотографии, а он приглашал сюда к себе в гости. Уезжали мы одним рейсом, все сразу, и по возвращении большинство отправились досматривать сны. А я разговорился с Надей. Она считает, что каждый человек способен совершить хотя бы одну подлость по отношению к другому человеку. Я почти с ней согласился. Только мы с ней разошлись в определении, что считать подлостью, она же под этим словом подразумевает всё. Не прошли и мимо любви с верностью. Полный анализ отношений – вот, что она считает главным во всём и в любви тоже. Думал, шутит, но нет, говорила серьёзно. Что ж это за любовь, если всё, как в аптеке до грамма взвешено и продумано? Вечером мы собрались на очередной разбор, и в какой-то момент разгорелся спор на неожиданную тему: ругаться или нет в присутствии женщин, и как дополнение, об отношении друг к другу. По Толе было видно, что он не ожидал, и был совсем не готов к такому развитию событий. Происходящее застало его врасплох, он растерян и, должно быть, впервые не знал, что нам сказать. Я его таким ни до, ни после уже не видел.
29.05.77г. Воскресенье Сегодня мы улетаем. Но перед этим в парке встречались с нашими знакомыми студентами, с кем уже успели подружиться. Обменивались адресами, писали автографы, а они нам подарили песню, книги и даже принести с собой вино. Прощаться мы начали ещё возле гостиницы, когда садились в автобус, продолжили и в аэропорту, потому что многие из них приехали и туда. Улыбки, рукопожатия, поцелуи. Когда мы стояли уже у самолёта, они запели «Прощание славянки», и каждого, кто начинал подниматься по трапу, окликали по имени, и тот, к кому это относилось, оборачивался и кричал: – До свидания! А в ответ следовало дружное: – До – сви – да – ни – я! Что было очень трогательно и грустно.
Спасибо, Витя, удивил… Наши встречи сейчас не часты, но не случайны. С годами пробивается самое ценное, сокровенное. Чего недостает нынешнему поколению… В 90-е позарились на сверкающую обёртку, содержание выплеснули… Нашёл твой портрет и фото члеланное в Арахлее… Кам молоды мы были! Фёдор Пилюгин
Говоришь удивил. Что ж, мне и через много лет приятно было прочитать хоть что-то хорошее о себе.